Неточные совпадения
— Нет! — говорил он на следующий день Аркадию, — уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять к вам в
деревню; я же там все свои препараты оставил. У вас, по крайней мере, запереться можно. А то здесь отец мне твердит: «Мой кабинет к твоим услугам — никто тебе мешать не будет»; а сам от меня ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу, как она вздыхает
за стеной, а
выйдешь к ней — и сказать ей нечего.
— Ты, милая барышня,
выйдешь замуж
за попа и будешь жить в
деревне.
Чертопханов успокоился, подошел к Тихону Иванычу, взял его
за руку, дерзко глянул кругом и, не встречая ни одного взора, торжественно, среди глубокого молчания,
вышел из комнаты вместе с новым владельцем благоприобретенной
деревни Бесселендеевки.
Утром, как только мы отошли от бивака, тотчас же наткнулись на тропку. Она оказалась зверовой и шла куда-то в горы! Паначев повел по ней. Мы начали было беспокоиться, но оказалось, что на этот раз он был прав. Тропа привела нас к зверовой фанзе. Теперь смешанный лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути, лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед
за тем мы
вышли на опушку леса. Перед нами была долина реки Улахе. Множество признаков указывало на то, что
деревня недалеко.
Для меня
деревня была временем воскресения, я страстно любил деревенскую жизнь. Леса, поля и воля вольная — все это мне было так ново, выросшему в хлопках,
за каменными стенами, не смея
выйти ни под каким предлогом
за ворота без спроса и без сопровождения лакея…
— Я старичок, у меня бурачок, а кто меня слушает — дурачок… Хи-хи!.. Ну-ка, отгадайте загадку: сам гол, а рубашка
за пазухой. Всею
деревней не угадать… Ах, дурачки, дурачки!.. Поймали птицу, а как зовут — и не знаете. Оно и
выходит, что птица не к рукам…
— А это, что ж это такое Сокольники?
Деревня, что ль, это такая? — спрашивал Помада,
выйдя за ворота и оглянувшись назад по улице.
— Тем более я сделаю не по вас, что господин начальник губернии будет
за вас! — проговорил Вихров и снова
вышел на двор. — Нет ли у вас, братцы, у кого-нибудь тележки довезти меня до вашей
деревни; я там докончу ваше дело.
— Она вскоре же померла после Еспера Иваныча, — отвечала она, — тело его повезли похоронить в
деревню, она уехала
за ним, никуда не
выходила, кроме как на его могилу, а потом и сама жизнь кончила.
— Нет, я учитель. Отец мой — управляющий заводом в Вятке, а я пошел в учителя. Но в
деревне я стал мужикам книжки давать, и меня
за это посадили в тюрьму. После тюрьмы — служил приказчиком в книжном магазине, но — вел себя неосторожно и снова попал в тюрьму, потом — в Архангельск
выслали. Там у меня тоже
вышли неприятности с губернатором, меня заслали на берег Белого моря, в деревушку, где я прожил пять лет.
Генеральша в одну неделю совсем перебралась в
деревню, а дня через два были присланы князем лошади и
за Калиновичем. В последний вечер перед его отъездом Настенька, оставшись с ним вдвоем, начала было плакать; Калинович
вышел почти из себя.
— Не
за тем, Яков Васильич, являюсь, — возразил он с усмешкою, — но что собственно вчерашнего числа госпожа наша Полина Александровна, через князя, изволила мне отдать приказ, что, так как теперича оне изволят
за вас замуж
выходить и разные по этому случаю будут обеды и балы, и я, по своей старости и негодности, исполнить того не могу, а потому сейчас должен сбираться и ехать в
деревню… Как все это я понимать могу? В какую сторону? — заключил старик и принял вопросительную позу.
— Ну, видишь, Юрий Дмитрич, — сказал Алексей, — нам с ним делать нечего! поедем. Из первой
деревни мы
вышлем за ним сани.
Человеку дан один язык, чтоб говорить, и два уха, чтобы слушать; но почему ему дан один нос, а не два — этого я уж не могу доложить, Ах, тетенька, тетенька! Говорили вы, говорили, бредили-бредили — и что
вышло? Уехали теперь в
деревню и стараетесь перед урядником образом мыслей щегольнуть. Да хорошо еще, что хоть теперь-то
за ум взялись: а что было бы, если бы…
— Зверь я, Саша. Пока с людьми, так, того-этого, соблюдаю манеры, а попаду в лес, ну и ассимилируюсь, вернусь в первобытное состояние. На меня и темнота действует того — этого, очень подозрительно. Да как же и не действовать? У нас только в городах по ночам огонь, а по всей России темнота, либо спят люди, либо если уж
выходят, то не
за добром. Когда будет моя воля, все
деревни, того-этого, велю осветить электричеством!
И вот Евгений, съездив весною (отец умер постом) в именья и осмотрев всё, решил
выйти в отставку, поселиться с матерью в
деревне и заняться хозяйством с тем, чтобы удержать главное именье. С братом, с которым не был особенно дружен, он сделался так. Обязался ему платить ежегодно 4 тысячи или единовременно 80 тысяч,
за которые брат отказывался от своей доли наследства.
Выношенного ястреба, приученного видеть около себя легавую собаку, притравливают следующим образом: охотник
выходит с ним па открытое место, всего лучше
за околицу
деревни, в поле; другой охотник идет рядом с ним (впрочем, обойтись и без товарища): незаметно для ястреба вынимает он из кармана или из вачика [Вачик — холщовая или кожаная двойная сумка; в маленькой сумке лежит вабило, без которого никак не должно ходить в поле, а в большую кладут затравленных перепелок] голубя, предпочтительно молодого, привязанного
за ногу тоненьким снурком, другой конец которого привязан к руке охотника: это делается для того, чтоб задержать полет голубя и чтоб, в случае неудачи, он не улетел совсем; голубь вспархивает, как будто нечаянно, из-под самых ног охотника; ястреб, опутинки которого заблаговременно отвязаны от должника, бросается, догоняет птицу, схватывает и падает с добычею на землю; охотник подбегает и осторожно помогает ястребу удержать голубя, потому что последний очень силен и гнездарю одному с ним не справиться; нужно придержать голубиные крылья и потом, не вынимая из когтей, отвернуть голубю голову.
Мы не остались на отбитой позиции, хотя турки были сбиты повсюду. Когда наш генерал увидел, что из
деревни выходят на шоссе батальон
за батальоном, двигаются массы кавалерии и тянутся длинные вереницы пушек, он ужаснулся. Очевидно, турки не знали наших сил, скрытых кустами; если бы им было известно, что всего только четырнадцать рот выбили их из глубоких дорог, рытвин и плетней, окружавших
деревню, они вернулись бы и раздавили нас. Их было втрое больше.
Казалось бы, правительство увидело бесчестные поступки воеводы, признало его недостойным оставаться при прежней должности, и
за все его преступления он должен понесть заслуженное наказание; но нет! он
выходит в отставку и преспокойно переселяется в грабежом приобретенную
деревню наслаждаться наворованным добром.
Происхождения она была темного и, как говорил слух,
выйдя весьма двусмысленно в Петербурге замуж
за немолодого уже Санич, переехала с ним в
деревню, привезя с собою и того времени столичные моды и столичный тон.
Отдохнув немного после свадебного шуму, новые мои родители начали предлагать мне, чтобы я переехал с женою в свою
деревню, потому что им-де накладно целую нас семью содержать на своем иждивении. Я поспешил отправиться, чтобы устроить все к нашей жизни — и, признаться, сильное имел желание дать свадебный бал для всех соседей и для тех гордых некогда девушек, кои
за меня не хотели первоначально
выйти. Каково им будет глядеть на меня, что. я без них женился! Пусть мучатся!
За меня сватается жених, сын богатого крестьянина из соседней
деревни; матушка хочет, чтобы я
за него
вышла».
Бурмистр. Нечего мне тебе сказывать! Я уж пел тебе свою песню-то: колькие годы теперь, жеребец этакой, в Питере живет; баловства, может, невесть сколько
за собой имеет, а тут по
деревне, что маненько
вышло, так и стерпеть того не хочешь, да что ты
за король-Могол такой великий?
Вышли из
деревни, смотрим — и те три трепача
за нами.
— Кто их знает. Про нашу сестру всякое сболтнут, а ты отвечай, — говорила старуха. — Из-за работника что-то у них
вышло. Работник малый хороший был из нашей
деревни. Он и помер у них в доме.
Напала на нее пуще того тоска несосветимая, две недели только и знала, что исходила слезами; отпускать он ее никак не отпускал, приставил
за нею караул крепкий, и как уж она это спроворила, не знаю, только ночью от них, кормилец, тайком сбежала и блудилась по лесу, не пимши, не емши, двое суток,
вышла ан ли к Николе-на-Гриву, верст
за тридцать от нашей
деревни.
— И впрямь пойду на мороз, — сказал Алексей и, надев полушубок, пошел
за околицу.
Выйдя на дорогу, крупными шагами зашагал он, понурив голову. Прошел версту, прошел другую, видит мост через овраг,
за мостом дорога на две стороны расходится. Огляделся Алексей, опознал место и, в раздумье постояв на мосту, своротил налево в свою
деревню Поромово.
Скоро мне стали видны поля, лес и у леса
деревня, и к
деревне идет стадо. Я слышал голоса народа и стада. Шар мой спускался тихо. Меня увидали. Я закричал; и бросил им веревки. Сбежался народ. Я увидел, как мальчик первый поймал веревку. Другие подхватили, прикрутили шар к дереву, и я
вышел. Я летал только 3 часа.
Деревня эта была
за 250 верст от моего города.
Минею Парамонову с осиповским токарем идти было по дороге, но к ним пристал и дюжий Илья, хоть его
деревня Пустобоярово была совсем в другой стороне. Молча шли они, и, когда
вышли за ежовскую околицу, вымолвил слово Илья...
После одной из таких поездок Степан, воротившись со степи,
вышел со двора и пошел походить по берегу. В голове у него по обыкновению стоял туман, не было ни одной мысли, а в груди страшная тоска. Ночь была хорошая, тихая. Тонкие ароматы носились по воздуху и нежно заигрывали с его лицом. Вспомнил Степан
деревню, которая темнела
за рекой, перед его глазами. Вспомнил избу, огород, свою лошадь, скамью, на которой он спал с своей Марьей и был так доволен… Ему стало невыразимо больно…
Судья отвернулся и принялся
за ягоды. Цвибуш и Илька
вышли со двора и пошли к мосту. Цвибушу хотелось остаться отдохнуть в
деревне, но не хотелось действовать наперекор Ильке…Он поплелся
за ней, проклиная голод, щемивший его желудок. Голод мешал ему соображать…
Приказ,
за подписью коменданта Седого, объявлял, что, ввиду военного положения, гражданам запрещается
выходить после девяти часов вечера. Замерло в поселке. Нигде не видно было огней. Тихо мерцала над горою ясная Венера, чуть шумел в темноте прибой. Из
деревни доносились пьяные песни.
И
вышло так, что все мое помещичье достояние пошло, в сущности, на литературу.
За два года с небольшим я, как редактор и сотрудник своего журнала, почти ничем из
деревни не пользовался и жил на свой труд. И только по отъезде моего товарища 3-ча из имения я всего один раз имел какой-то доход, пошедший также на покрытие того многотысячного долга, который я нажил издательством журнала к 1865 году.
Вечером я
вышел на крыльцо. Небо было в густых тучах, в темноте накрапывал теплый дождь.
За ручьем мигали редкие огоньки
деревни. Я вглядывался в нее, старался различить избу Афанасия. Но ничего не было видно. Только черные тучи медленно клубились над
деревней, и между ними виднелись пятнистые, мутно-бледные просветы неба.
С сестрой Антонина Сергеевна никогда не имела общей жизни. Детство они провели врозь — Лидию. отдали в тот институт, где теперь Лили, замуж она
выходила, когда Гаярин засел в
деревне; ее первого мужа сестра даже никогда не видала. И второй ее брак состоялся вдали от них. Она почти не расставалась с Петербургом, ездила только
за границу, на воды, и в Биарриц, да в Париж, исключительно для туалетов.
Окончание дела во дворце между императрицей и великой княгиней, разумеется, имело необходимое влияние и на дело Бестужева с сообщниками, хотя и не спасло их от ссылок, почетных и непочетных. Бестужева
выслали на житье в его
деревню Горетово Можайского уезда, Штамке —
за границу, Бернарди — в Казань, Елагина — в казанскую
деревню. Веймарна определили к сибирской войсковой команде, а Ададурова назначили в Оренбург товарищем губернатора.
Вычитывают Прошке такой суд: «Следовало бы тебя,
деревни Жужелки вора, Прошку Малыгина,
за твое великое воровство послать на житье в дальны губернии, да по статье закона замена
выходит, и по этой статье следует тебя, Прошку, в «рестанску» роту на полтора года.
— Ишь ты, ее сиятельство забота обо мне одолела, — со злобным смехом заговорила она сама с собою, пробираясь по задворкам
деревни за околицу, — люблю ее, дочь мне будет напоминать… Судьбу ее устрою… Не хочешь ли замуж
за дворового… Эх, ваше сиятельство, я и
за князя вашего замуж
выйти не захочу. Вот что!
Приехавши на Валковскую станцию,
вышел я из тарантаса, велел закладывать лошадей, а сам пошел пешком вперед по дороге.
За околицей, у ветряной мельницы, сидел старик на завалинке. На солнышке лапотки плел. Я подошел к нему, завел разговор. То был крестьянин
деревни Валков, отец старого мельника, все его звали дедушкой Поликарпом.
Мы на рысях двинулись исполнять приказание, но перед
деревней Сихеян,
за которой шёл спуск к реке, остановились,
выслав вперёд лаву из сборной сотни казаков 2, 4 и 5 сотен.
Они вместе
вышли. Он проводил ее до самой околицы
деревни, потом медленно пошел назад. В парке шла обычная ночная жизнь, слышался мужской шепот, девичий смех. Борька темными лесными тропинками пробрался к пруду, перескочил в густой крапиве через кирпичную ограду. В этой части сада никого не было слышно. В конце запущенной боковой аллеи, у канавы,
за которою было поле, стояла старенькая скамейка.
Смутился ангел, поясок шелковый подергивает. «Эх, братцы, и самому мне обидно. Письмо он с
деревни получил, — невеста евонная
за волостного писаря замуж
вышла, — вот он с досады и озорует. Уж я его как-никак успокою… Свое горе сам и перетерпи, на подчиненных не перекладывай…»
В 12-м часу голоса стали затихать, пропел петух, из-за лип стала
выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман-роса, и над
деревней и над домом воцарилась тишина.